[Deadzack]

Название: HUSH/ТИШИНА
Пэйринг и персонажи:Сай
Рейтинг:PG-13
Жанры:Ангст, Психология, Эксперимент
Размер:Драббл

Тот момент, когда ты говоришь что-то, чего не следует.
Тебе нравится тот сладкий зеленый чай с мятой, что дают с утра к завтраку? Лучше заткнись.
Тебе нравится учитель по психологии, старый, сморщенный старикашка, обмотанный шарфом, потому что он рассказывает на лекциях истории своей юности? Заткнись.
Тебе нравится, что твоя койка находится на первом ярусе и ты можешь вскарабкаться на нее, даже когда у тебя сломано бедро или растянуты связки? Заткнись.
Тебе что-то нравится? Заткнись, ладно? Нет, правда — лучше заткнись, иначе пересмотр всех личных дел Корня сделают только из-за тебя.
Заткнись — иначе у тебя отберут зеленый чай. Будешь пить пустой кипяток. Заткнись — или дедульку в шарфе заменят на специального джонина, который, сверкая пустой глазницей, будет держать всю группу в вечном страхе. Заткнись, а не то нижний ярус сделают хранилищем личных вещей, а тебя отправят на третий.
И, боже упаси, никогда не говори, что тебе кто-то нравится. Лучше просто размозжи себе голову где-то в сортире — так будет менее болезненно.
И заткнись, заткнись, заткнись.
Заткнись и радуйся жизни. И улыбайся.
Плохих учеников стоит наказывать.
Никаких эмоций. Никаких оценок. Никаких привязанностей.
Ты — никто, и тебя — нет. Если в твою маленькую дурную башку влезет хоть какая-то мысль о твоей неповторимости — выдерни эту мысль. Или выдерни голову. Даже не пытайся думать о своей оригинальности и нужности. Ты — бесполезный разлагающийся кусок дерьма, такой же, как и все остальные.
Так что заткнись, ладно?

Новый учитель по сексологии и подавлению эмоций. Новый, но уже какой-то старый и потрепанный: лет сорок, одутловатый, поперек себя шире. Слишком грузный для ниндзя. Слишком огромный для ассасина. Слишком нескладный и неуклюжий для АНБУ.
Слишком скучный для учителя.
Но Мальчик — Мальчик послушно сидит и внимает речи учителя, сложив руки на столе. Он улыбается. Спроси его: тебе нравится учитель? Он, не задумываясь, ответит: «мне все равно».
Нравится Мальчику учитель или нет — ему все равно. Потому что заткнись — иначе будет хуже. Кипяток и третий ярус. Не показывай ничего — и тебе ничего не будет.
Учитель говорит о птичках и дельфинах. Потом переходит на рыбок, хомячков и кошек.
Тот момент, когда ты говоришь что-то, чего не следует. Именно тот момент, когда ты уже знаешь, что зря это сказал, — но это происходит в этот самый момент.
Заткнись, ладно?..
Учитель говорит об опылении растений, о пчелках, о пестиках и тычинках. Мальчик привычно улыбается — сладкой, приторной улыбкой; такой приторной, как щекочащая нёбо и язык куча сливочного крема на торте, который подают в чайном домике на севере селения, куда Мальчик с братом сбежали один раз.
Учитель начинает рассказывать о водомерках.
— Скажите, сенсей, по каким причинам вы не произносите слово «член»?
Тот самый момент, когда ты что-то брякнул, за что тебе придется расплатиться.
В классе повисает громкая тишина, настолько громкая, что рвет барабанные перепонки.
Взгляд сенсея из холодного переходит просто в леденящий — такой ледяной, как катакомбы под Листом, в которые детей из Корня сгоняли и оставляли на месяц для проверки на выживание.
Тот момент, когда надо бы извиниться или просто замолчать в ожидании наказания.
И улыбаться.
Тот момент, когда надо заткнуться, а ты говоришь дальше.
— Он у вас хотя бы есть?
Заткнись.
Маленький метательный нож с насечкой на месте ручки свистит у лица и намертво пришпиливает его ухо к деревянной стене, резко откидывая голову Мальчика назад.
Плохих учеников стоит наказывать.
Вниз по затылку, на шею, стекает горячее и липкое; тяжелыми каплями пробирается за ворот и впитывается в рубашку. Мальчик сидит молча и покорно улыбается. Его руки — все еще скрещены на столе.
Спроси его: больно ли тебе? Он, без капли сомнения, ответит: «мне все равно».
Больно ему или нет — ему все равно.
Заткнись и радуйся жизни, если не хочешь кипяток и третий ярус. Будь счастлив, что слушаешь лекции о спаривании водомерок, с ножом в ухе, а не мерзнешь и убиваешь в катакомбах.
И заткнись, ладно?

В ту ночь, когда цикады стрекотали так громко, что заглушали даже храп спящих, к Мальчику спускается со второго яруса его брат и горячо шепчет на ухо, нервно оглядываясь по сторонам:
— Пусть у нас нет имен, данных при рождении, у нас же есть Дни рождения?
Брат достает из-за пазухи пижамы серые и мятые листы, жесткие, с одной стороны исписанные красной и черной тушью, и пихает Мальчику.
— А если мы не знаем свой День рождения, — быстро шепчет брат, вытряхивая из рукава маленький черный пузырек, — пусть он будет сегодня.
Мальчик берет пузырек чернил и стопку серой бумаги. Он разворачивает мятые листы, окунает указательный палец в пузырек и рисует: рисует в запой. Свою комнату, окно, деревья, катакомбы, водомерок, облака и солнце, быструю реку, крем на торте, рисует брата. Рисует неумело, коряво, по-детски примитивно; рисует неаккуратно, оставляя на бумаге и руках сине-черные разводы чернил, пачкает свое лицо и одежду, пачкает койку: чернила впитываются моментально, схватывают ткань и абсолютно никогда, никак и ничем не отмоются.
Его неоспоримые улики. Его место преступления. Его неотвратимое наказание.
Ты — никто, тебя — нет. Нет прошлого, настоящего и будущего. Нет имени и интересов. А если тебя нет — значит заткнись.
То, что ты помнишь, — фикция. То, что ты любишь, — будет уничтожено. Поэтому заткнись. И улыбайся.
А когда заканчиваются чернила, Мальчик разрезает себе палец.
Тот момент, когда ты говоришь что-то, чего не следует.
Эти чернила, въевшиеся в его пальцы, кровь на одежде и постели, — нависший над ним дамоклов меч третьего яруса. Его приговор пустого кипятка.
А может, и смерть.
Плохих учеников стоит наказывать.
Но спроси его: тебе нравится рисовать? И он, пристально глядя прямо в глаза, сжимая бледными руками пустой пузырек чернил, невесомо прошепчет запретное: «да».